Так говорит клирик храма во имя святителя Митрофана Воронежского в Саратове иерей Анатолий Коньков. Хотя — в день его диаконской хиротонии кое-кто из друзей, хоть вроде и в шутку, но вздыхал-таки о том, что филармония потеряла хорошего альтиста, а город навсегда утратил добросовестного дворника.

Мы продолжаем задуманную нами серию бесед с саратовскими пастырями, точнее, с теми из них, чей путь к престолу не был простым и скорым, кто смог сделать выбор и круто развернуть свою жизнь, будучи уже состоявшимся, как говорят, человеком.

— Отец Анатолий, Вы ведь музыкой с детства занимались? Почему так вышло — может быть, родители Ваши как-­то связаны с музыкой?

— Нет, родители мои — инженеры. Мы — бакинцы, но, когда мне было шесть лет, переехали на Ставрополье. Мама сама с детства мечтала стать музыкантом, но — не пришлось: в их семье было пятеро детей, не на что было купить пианино, некуда было его поставить — все ютились в одной комнатке. И она перенесла свою мечту на нас с сестрой: сестра стала учиться играть на пианино, а я в раннем детстве — еще в Баку — посмотрел замечательный фильм о Никколо Паганини и заявил: «Хочу играть как Паганина!». Родители рассмеялись и купили скрипку. А на альт я перешел уже в Ставропольском училище искусств.

— Закончив училище, Вы приехали в Саратов, поступили в консерваторию, однокурсница, тоже альтистка, Елена стала Вашей женой… А как пролегла дорожка к вере, к Церкви и священству?

— Непростой вопрос… Я думаю, первой предпосылкой была смерть моего тестя — отца Елены. Короткая мучительная болезнь — и смерть. И — первое наше с супругой сознательное обращение к Богу, первая молитва. А стать церковными людьми нам помогла наша старшая дочь Мария: когда она родилась, мы понесли ее крестить, и там, в храме, нам сразу сказали: раз вы крестите своего ребенка, значит, вам и самим нужно вести церковную жизнь.

— А Вы были крещены уже к тому моменту?

— Я попросил маму меня крестить, когда мне было 12 лет — после одного интересного сна, который я никому не рассказываю. Смысл этого сна сразу был мне ясен: если не крестишься — жизни тебе не будет. Но крещение мое не стало сознательным обращением к вере: после него я даже забыл, где мой крестик лежит. Нашел его уже потом, после воцерковления, и до сих пор ношу.

— И все же, одно дело — прийти к вере, другое — к священству. Как это с Вами произошло?

— Я работал уже в оркестре филармонии, и мне, как со временем я понял, оказались чуждыми рутина, суета, чувство соперничества… Священник, у которого мы с Еленой постоянно окормлялись в то время, посчитал эти мои сомнения очень важными и сказал, что мне, возможно, стоит вообще изменить свою жизнь. И предложил мне подумать о священстве. И мне эта идея очень понравилась, я углубился в книги — в Катехизис, в церковную историю… А через два года поступил в семинарию.

— Но так ли просто было решиться? Это ведь очень серьезная и очень много трудностей сулящая перемена в жизни…

— Конечно, проблемы были. И страхи были. Но — с помощью Божией все разрешилось. Пока учился в семинарии — до рукоположения — работал дворником. В самом центре города, на Театральной площади. Вставал в пять утра и до начала занятий шел подметать. Заодно дышал утренним, чистым еще, незагазованным воздухом. Даже и диаконом уже будучи продолжал какое-то время работать метлой. Мне не впервой это было — я и раньше, работая в филармонии, дворничал, потому что на зарплату оркестранта с семьей не проживешь.

— То есть дворник Вы профессиональный… А чему-то, кроме методики подметания, Вас эта работа научила?

— Видеть в каждом человеке именно человека, ценить и уважать труд других людей.

— Чем Вам запомнился день рукоположения? Каким он для Вас был — радостным, трудным, тревожным?

— Это не один только день и не одна хиротония — их ведь две, сначала диаконская, потом иерейская… Я вроде бы давно уже принял решение, но, когда мне сказали, что Владыка благословил меня писать прошение о рукоположении во диаконы, меня немножко затрясло. Я знал, как совершается хиротония: первый твой вход в царские врата, конечно, это страшит. Ведь Сам Господь входит в алтарь царскими вратами. А тут я… Кто я такой, чтоб входить Его путем? Это действительно страшно было. И очень было тревожно за свое будущее служение. Раньше я молился только от себя, теперь я должен возглашать ектении от лица всего народа, который за моей спиной стоит. А насколько я этому соответствую?.. И еще труднее было в день рукоположения во священники.

— А музыку не жалко было оставлять?

— Вы знаете, нет, не жалко. Жалости нет. Ни одной минуты я не жалел о том, что все оставил и стал священником.

Ностальгия, может быть, есть. Немного грустно бывает, когда не могу пойти на хороший концерт. Но всегда ведь можно найти несколько минут — просто включить и послушать музыку…

— А есть какая-то связь между музыкой и духовной жизнью? Не зря ведь говорят, что музыка — духовно высшее из искусств.

— Музыка — изначально религиозное явление, она родилась, когда человек начал славить Бога. История христианства, история Церкви неотделима от истории духовной музыки. А сколько шедевров — и зарубежной, и отечественной музыки — имеют ярко выраженный религиозный, молитвенный характер! Бах — величайший композитор, и он именно церковный, храмовый композитор, он был глубоко верующим человеком. Если бы он писал свою музыку не для Бога, она не достигла бы таких высот, не была бы настолько прекрасной. И русские композиторы, практически все, пробовали себя в церковной, богослужебной музыке. Пройти мимо этого никто не мог, поскольку это была неотъемлемая часть русской жизни.

И вся эта музыка всегда со мною. Вот, сегодня за Литургией наш маленький хор — всего четыре человека — порадовал меня «Херувимской» Василия Калинникова, и я знаю, что они старались — конечно, прежде всего для Бога, но немножко и для меня, зная, что я очень люблю именно этого композитора. Я всегда радуюсь, когда у них получается, хотя и не всегда их хвалю.

Я никогда не стремился к карьере солиста, я очень люблю оркестровую музыку. Она у меня звучит все время и в машине, и дома. Оркестр — это соборность, это гармония. А без гармонии, без единения души с душами ближних и с Богом невозможна и духовная жизнь. Оркестр — это особый организм, который должен исполнить произведение на едином дыхании — так же, как и община верующих, собравшаяся в храме, славит Господа «едиными усты и единым сердцем».

— Что оказалось самым трудным в пастырской жизни?

— Общение с людьми. Люди ведь очень разные. Человек приходит в храм — не просто выговориться, хотя и это тоже когда-то нужно человеку; в большинстве случаев он ищет помощи, ищет ответов на свои вопросы. Когда человек приходит к священнику со сложными духовными проблемами — священнику приходится не только очень глубоко задумываться, но и заниматься самообразованием, обращаться к святым отцам за ответом, которого не оказалось у него самого.

Но иногда для того, чтобы ответить человеку на какой-то его вопрос, нужны бывают даже не книги, а просто время. Нужно прожить, пережить с человеком его проблему, его боль. А потом — может быть, дома после рабочего дня, может быть, во время службы, во время чтения Евангелия — сам вдруг приходит ответ.

— Вам с супругой пришлось преодолевать очень большие бытовые трудности — с четырьмя детьми, трое из которых совсем еще малы, вы долго мыкались по съемным углам, и только недавно город предоставил вам постоянное жилье. Можно было ведь и духом пасть…

— Нет. Я полагаю, верующий человек не должен падать духом. От нас с Еленой на протяжении всей нашей сознательной церковной жизни никуда не уходит одна очень важная мысль: Господь помогает всегда. Не было у нас еще ни одного случая, в котором Он бы нам не помог. Надо просто понять: не бывает никаких случайностей. С нами происходит именно то, что нам сейчас необходимо.

— Вы с Еленой, по общему впечатлению — пара, скрепленная где-то очень глубоко и потому надежно…

— А как иначе? Семья — это ведь тоже единый организм, единое целое.

— Не всегда, увы. Совсем нередкое явление — разводы в православных, воцерковленных, казалось бы, семьях. На Ваш взгляд, откуда эта беда?

— Семьи не получится, если нет жертвенности. Что это означает? Что другой человек для тебя ничуть не меньше значит, чем ты сам. Сейчас в православном Интернете много пишут о роли мужчины в семье, о том, что он глава, что жена должна его слушаться… Я не вполне с этим согласен. Да, жена должна слушаться мужа, но и муж жену свою тоже должен слушать. Поскольку они оба — всего лишь люди. А семья — это не только общее хозяйство, стирка-уборка, воспитание детей. Семья — это общение. Когда мы собираемся вечером дома всей семьей — мы всегда рассказываем друг другу все наши новости. У нас нет потребности в социальных сетях свои новости выкладывать, как это часто делают люди, внутренне одинокие, люди, которым не с кем поделиться. Мы не одиноки, у нас есть взаимопонимание в семье. Я по природе своей человек достаточно закрытый, от постоянного пребывания на людях устаю, мне необходимы хотя бы минуты уединения, и семья это знает, понимает меня и спокойно отдает мне эти полчаса, чтоб я мог отдохнуть. Если люди в семье понимают друг друга, если они действительно общаются — не только по необходимости, но именно потому, что дороги друг другу — тогда не только развода не будет, но и крепнуть со временем будет семья — как вино, которое с годами становится только лучше, ценнее.

Фото священника Дионисия Елистратова

Беседовала Марина Бирюкова