Заповедь о почитании родителей — почему ее так трудно исполнять? Где найти наставников? Как молиться за начальников, за власть, если они не хороши? Об отношении к старшим — в широком смысле этого понятия — интервью с Митрополитом Саратовским и Вольским Лонгином.
— Библейская заповедь о почитании родителей Почитай отца твоего и мать твою (Исх. 20, 12) неоднократно подтверждается и в Новом Завете. Причем, как подчеркивает апостол, это первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле (Еф. 6, 1–3). То есть за исполнение этой заповеди Сам Бог обещает награду человеку — благополучие, долголетие — уже в нынешней земной жизни.
Почитание родителей, казалось бы, должно быть естественным для человека чувством. Почему же, как показывает опыт, исполнение этой заповеди для многих христиан сопряжено с огромным трудом?
— Почитание родителей — это некий базовый фундамент человеческого общества. Это не только Заповедь Божия, но и природное чувство, которое изначально заложено в человеке, на котором держится человеческая цивилизация. Многие тысячелетия это было естественным. Отдельные примеры нарушения этой заповеди воспринимались всем обществом, да и самими нарушающими, как нечто недолжное, и примеров тому немало — и в истории, и в художественной литературе.
Но мир стремительно меняется. Причем если раньше изменения такого масштаба — в области нравственных представлений, самоопределения человека, взаимоотношений между людьми — происходили в обществе за несколько десятилетий или даже столетий, то сегодня все это укладывается в рамки пяти-восьми, максимум десяти лет. И то, что раньше казалось невозможным, становится если не совершенно естественным, то очень простым.
Некий «водораздел» между поколениями существовал во все времена: всегда молодежь не слушала старших, и старшие были этим крайне недовольны, ворчали и говорили, что все пропало. Но сегодня действительно многие люди не только старшего, но и среднего поколения не понимают молодежь и даже не представляют себе, как можно на нее воздействовать, как можно до нее достучаться.
К счастью, пока еще нельзя сказать, что вообще никто не почитает старших. Думаю, что большинство верующих, церковных людей к своим родителям, бабушкам, дедушкам относятся все-таки лучше, чем люди, которые совершенно не знают Христа и для которых слова Священного Писания ничего не значат. Но, действительно, проблема стоит очень остро.
Есть старая мудрость: что люди воспитают в своих детях, то потом от них и увидят в старости. Но сегодня мы видим множество примеров того, что люди остаются одинокими даже после того, как всю свою жизнь посвятили воспитанию детей и внуков. Когда я собирался стать монахом, близкие мне люди, моя мама в том числе, в качестве последнего аргумента, что этого делать не стоит, приводили такой: «А как же ты в старости останешься один?». С тех пор прошли годы, и я вижу, что люди, посвятившие свою жизнь семье, отдавшие все силы, здоровье, способности воспитанию своих детей, а потом внуков, все равно в старости остаются одинокими. Никто не застрахован от этого. Причем так бывает, и даже очень часто, при живых детях и внуках.
— Уважение к человеку старшего поколения — это глубинная патриархальная, даже архетипическая установка. В патриархальных традиционных сообществах никому не нужно объяснять, почему так и зачем, — все принимают это как единственно возможное. И сейчас, если молодой мужчина в общественном транспорте уступает место мужчине пожилому, скорее всего, этот молодой — с Кавказа. Он еще и скажет с теплотой: «Садись, отец». А наши этого не делают, они могут уступить иногда, но — либо совсем уж немощной старушке, либо женщине с ребенком… А вот пожилому мужчине только потому, что он пожилой, только потому, что он старше их, — практически никогда. В нашем народе почитание старших утрачено. Есть впечатление, что происходит какой-то внутренний слом человеческой природы. В чем тут дело, с Вашей точки зрения?
— Что касается молодых людей с Кавказа — да, конечно, безусловное почитание старших — это установка традиционного общества. А что такое традиционное общество? Это общество религиозное, в котором поступки людей, их отношение к миру, к окружающим мотивированы предписаниями того учения, которому они следуют. Однако я не думаю, что традиционным обществам Кавказа удастся долго сопротивляться тому катку, под который попали мы. Те же процессы будут постепенно нарастать и у них.
А в нашем народе почитание старших действительно утрачено, если мы говорим об основной массе людей. Дело еще в крайне тяжелом состоянии самого русского народа. Не будем забывать: значительная его часть была уничтожена в революционные и послереволюционные годы, во время Великой Отечественной войны и сталинских репрессий… В продолжение страшного для нашего народа ХХ века он потерял сотни миллионов человек.
— Вы как-то сказали, что множество людей оказались буквально сломленными разрушением нашей страны в 1990‑е годы. Наверное, и это нужно учитывать, когда мы говорим о людях старшего поколения?
— Это, безусловно, так. Но и сегодняшним «процветанием» в кавычках сломлено не меньше людей, чем девяностыми годами.
Сегодня главная мысль, которая внушается отовсюду: «Бери от жизни всё», «Ты этого достоин». А человек и так склонен к эгоизму. И поскольку мы живем в мире, ориентированном на удовольствия, в каждом из нас эгоизм расцветает совершенно махровым цветом. А что такое забота о старших, о старых людях? Это самопожертвование, то есть время, силы и средства, которые должны быть потрачены на других.
— Мне еще кажется, что какое-то окаменение происходит, люди просто разучились любить, в широком смысле слова…
— Окаменение происходит именно потому, что человек привыкает заботиться только о самом себе. Сегодня с самых юных лет он окружен, во-первых, огромным количеством информации, а во-вторых, тем, что приносит удовольствие. Знаете, когда человек ест очень много сладкого, у него притупляется вкус. Любящие родители всячески стараются как-то развлечь ребенка, доставить ему как можно больше радости. И поскольку наш современник с детства окружен развлечениями и удовольствиями, что-то происходит с его сердцем. Он перестает чувствовать какие-то тонкие вещи и становится дебелым, в духовном смысле этого слова.
Это касается, конечно, и людей верующих, церковных, потому что не секрет, что большинство из них не определяет свою жизнь Евангелием. Да, ходят в Церковь, да, порой соблюдают посты, исповедуются, причащаются. Но часто относятся к своей вере как к тому платочку, который женщина, подходя к храму, достает из сумочки, а выходя, снимает и кладет обратно. То же самое происходит и со священниками — когда наши батюшки начинают бриться и стричься. Они не хотят постоянно быть священниками — они хотят быть как все. И очень многие верующие люди хотят быть как все. Посмотрите, какая борьба идет в православном медиа-пространстве с юбками, платками и прочими внешними атрибутами религиозности. Не дай Бог, чтобы православный человек хоть чем-то отличался от человека неправославного… Это, конечно, очень печально, и поэтому мы, верующие люди, вовсе не свободны от тенденций современного мира.
Часто задают вопрос: почему у нас в стране все так плохо? Протоиерей Димитрий Смирнов, когда его спрашивают об этом, отвечает так: «А чего вы хотите от нации убийц?», — имея в виду, что в России совершается несколько миллионов абортов в год. Да, это жесткие слова, и в ответ на них начинается возмущение: «Ах, какой ужас! Как это нетолерантно, какие грубые у нас священники!». Но до тех пор, пока наше общество будет бороться с теми, кто называет вещи своими именами, вместо того, чтобы бороться с теми явлениями, о которых говорят такие люди, как отец Димитрий, наше развитие будет проходить именно таким образом — от плохого к худшему.
— Может быть, дело в том, что слишком непохожи друг на друга эпохи, и опыт старшего поколения неприменим уже для младшего? Вряд ли внучке сегодня нужен опыт бабушки, ведь у внучки другой образ жизни, другой темп, совершенно другое окружение и техническая оснащенность, да и в обществе теперь приняты совсем другие ценности… Старые люди перестали исполнять свою вековую функцию — быть носителями жизненно необходимого опыта. Можно ли сказать, что разрушение традиционной семьи — это закономерное явление, что она уже просто не нужна, и опыт старших в обществе уже не так важен?
— Да, есть такое мнение. Но разрушение традиционной семьи — это не то чтобы закономерное явление. Это вовсе не свидетельство, что семья «изжила себя» и опыт старших поколений не нужен. Это следствие массированного, агрессивного наступления принципиально антихристианской, античеловечной современной идеологии, которая ставит своей главной целью разрушение традиционных ценностей. На самом деле, это такая же безумная утопическая идеология, как хорошо знакомый нам коммунизм.
— Не кажется ли Вам, что старшее поколение сегодня само, по сути, соглашается с такой ситуацией, позволяет к себе так относиться? Уже даже и не старшее, а среднее поколение смирилось с тем, что молодежь живет по-своему, без всякой оглядки на нравственные законы, которые как-то присутствовали все же в их жизни. Родители точно знают, что шестнадцатилетним детям бесполезно уже «читать мораль»; пожилые люди боятся сделать замечание сквернословящим подросткам в автобусе, они беззащитны перед любым видом хамства. Они знают, что их никто слушать не будет. Надо ли старшим требовать уважения, надо ли не смиряться с плохим отношением?
— Вообще, «требовать уважения» — странное словосочетание. Если в молодом человеке не воспитано уважение к старшим, да и к любому человеку вообще, то как его требовать? Наподдать хорошенько?
Мне самому знакомо это чувство. Я тоже, бывает, пытаюсь что-то объяснить, рассказать, доказать, показать, что вот так можно, а так нельзя, вот это хорошо, а это плохо… Но в последние несколько лет я иногда просто сам себя обрываю на первых же словах и умолкаю, потому что понимаю, что большинству из тех, кто, казалось бы, обязан меня слушать, не то что неинтересно — они не готовы ничего воспринимать, кроме того, до чего они, как им кажется, дошли своим умом. В этом смысле, действительно, мы смирились с тем, что молодежь — другая. В молодости человек слишком самоуверен, слишком доверяет собственным суждениям и слишком жаждет самостоятельности, а самостоятельность у него, в первую очередь, связана с непослушанием старшим.
— Очень тяжелый и, к сожалению, очень распространенный сегодня вопрос: как почитать родителей, которые были плохими родителями? Если они не просто не были примером, но их поступки глубоко ранили? Бывает, что выросшие, взрослые уже дети не могут простить родителей, считают, что они, по сути, сломали им жизнь. Любой специалист скажет, что в современной психологии одно из самых востребованных направлений — преодоление детских травм, и в большинстве своем они нанесены родителями. Любой священник подтвердит, что множество людей, приходя в храм, просят совета: как преодолеть многолетнюю сжигающую обиду на отца или мать.
— К сожалению, современные молодые люди — это «невоспитанные дети невоспитанных родителей». Если их родителей не воспитали правильно, как, в свою очередь, они смогут воспитать своих детей? Поэтому проблемы нарастают, и оптимизма в этом отношении у меня нет.
Как преодолеть обиду на родителей — это очень сложный вопрос. Ответ на него, на мой взгляд, лежит только в плоскости веры. Никакая психология здесь не поможет. Сейчас ведь разрушается не только традиционная семья — разрушаются вообще человеческие взаимоотношения. И действительно, бывают чудовищные случаи, о которых не хочется даже и говорить. Даже невозможно поверить, что родители способны так относиться к родным детям, и наоборот.
Нужно иметь решимость — во что бы то ни стало исполнить Божию заповедь. Должно быть понимание: допустим, мама неправа, но при этом она остается моей мамой. И если человек стремится выполнить заповедь Господню о почитании родителей, он должен исполнять свой долг — молиться о своих родителях, оказывать им какие-то знаки почтения и помогать. Даже, может быть, стоит при этом просто выключить свои эмоции, не требуя от себя невозможного. Делать дела любви, когда этой любви нет. И кто знает, может быть, такое отношение приведет к тому, что кто-то из родителей раскается и поймет, что он был неправ по отношению к своему ребенку.
— А можно ли что-то посоветовать родителям, которые чувствуют, что они стали чужими своим выросшим детям?
— Терпеть. Молиться. Поддерживать детей, хотя бы внешне, в том, чем они занимаются. И ждать, когда этот совсем уж тяжелый период пройдет. Потому что часто происходит так: все-таки с возрастом, пережив трудности, люди меняются и начинают лучше понимать своих родителей, сближаются с ними. Так бывает не всегда, но шанс есть.
— В наших молитвословах обязательно есть молитва о «начальниках, наставниках, благодетелях». Наставничество сегодня — почти забытое слово. Оно означает больше, чем передачу каких-то знаний или профессии. Вы всегда говорите, что человек должен учиться всю жизнь. Наверное, важно искать тех старших, которые действительно могут стать примером — в вере, в жизни, в каком-то труде?
— Да, счастлив человек, который смог вовремя понять, что старшие могут быть для него примером, могут помочь ему вырасти, что он может воспользоваться их опытом и избежать каких-то ошибок. Если человек каждый раз начинает изобретать все с нуля, ему жизни не хватит научиться чему-то полноценно. В лучшем случае он приблизится к опыту старших, которые шли перед ним и чей опыт он мог бы просто воспринять: положить себе в копилку и идти дальше.
— Владыка, Вы сами всегда с теплотой говорите о старших. Вы любите стариков?
— Да, я люблю стариков, причем с детства, такая вот особенность. Во многом меня воспитывала бабушка, и я привык к старикам. Они всегда были мне интересны. У них есть опыт, они многое пережили, многое помнят. Мне это интересно — и было, и есть.
И у нас в монастыре, в Лавре, были замечательные старые монахи, по нынешним временам — настоящие старцы. Благочестивые, благоговейные, прожившие интересную и очень сложную жизнь, многое испытавшие, не просто сохранившие, а и возрастившие в себе веру. Архимандриты отец Кирилл, отец Наум, отец Николай, отец Лаврентий, отец Матфей… Просто быть рядом с такими людьми и видеть их каждый день — дорогого стоит.
К сожалению, многие молодые люди сегодня этого не понимают. Когда им пытаешься говорить об этом — отмахиваются, как от какой-то ерунды. Ну, что делать…
Дело еще вот в чем. Когда, например, отец Матфей был жив и когда он находился рядом, ты чувствовал, что это просто гигант, что-то невообразимое и непостижимое. А в обычной жизни опытные люди старшего возраста часто бывают внешне неприметными. Их заслуги не проявляются перед всеми 24 часа в сутки. Легко пройти мимо и не заметить. Сам я в свое время, будучи на Афоне, «прошел мимо» старца Паисия: был совсем рядом, мой спутник попросил меня посидеть во дворике его кельи, пока он забежал к нему поисповедоваться, а я не знал о старце ничего, не заинтересовался, не зашел, не поговорил.
— То есть надо искать, да? Быть к людям внимательным…
— Надо искать. У архимандрита Рафаила (Карелина) есть замечательное эссе — «Когда я думаю о прошлом». Написано совершенно гениально, с великой болью о том, что мир оскудевает людьми духовными, имевшими опыт молитвы, внутренней жизни, очищения сердца. О том, как важно ценить встречи с ними и перенимать хоть крохи их опыта. Но мы не делаем этого, они уходят, и без них в нашем мире становится холодно и темно.
— Молиться за кого-то легко, если человек к кому-то хорошо относится и это взаимно, если ты кому-то благодарен. Но вот своим начальством мало кто доволен, и для этого чаще всего есть причины. Как о плохом начальнике молиться Богу?
— Это вообще долгий разговор — об отношении нашего народа к начальству в принципе. Оно всегда плохое. Но молиться о начальствующих надо. Ты же хочешь, чтобы тебе было хорошо? Хочешь. Ты работаешь, вот твой начальник. Его можно злословить, ненавидеть, можно всем говорить, какой он нехороший, глупый, непорядочный… А можно молиться: «Господи, сделай так, чтобы он стал хорошим!».
И вот еще о чем хорошо бы задуматься. Тебе кажется, к примеру, что твой начальник ведет себя неправильно, не понимает какой-то ситуации. Но на самом деле вы смотрите на нее с разных позиций. Если ты стоишь внизу, ты не видишь того, что открывается с какой-то высоты. У тебя нет широты обзора. Ты видишь только свой маленький, узенький участок и говоришь: «Ну что же он не делает вот то-то и то-то?». А другой человек сверху видит гораздо больше и понимает: если он поступит определенным образом, он может что-то разрушить. Понимая ситуацию в целом, он может видеть ограниченность своих возможностей, выбирать из двух зол меньшее и так далее. Нужно, конечно, определенное смирение для того, чтобы признать, что твой кругозор неизбежно ограничен — он значительно меньше, чем кругозор того, кто поставлен начальствующим над тобой. Но начальник несет гораздо большую ответственность, и поэтому за него можно и нужно молиться.
Но вообще, наше традиционное отношение к власти — совершенно страшное. Мы воспринимаем свою власть как врага априори. И может быть, человек, назначенный начальствующим, хочет сделать что-то доброе, пытается поначалу, но он получит такое количество ударов со всех сторон, такую ненависть от людей, которые его даже не знают лично, что его добрые намерения растают. Помните, была очень хорошая сцена в фильме Эйзенштейна «Иван Грозный»? Когда герой после того, как отравили его любимую жену Анастасию, говорит: «Грозным меня зовете? Грозным буду!». Психологически это очень понятно. Когда человек, поставленный на какую-то руководящую должность для того, чтобы помогать людям, создавать условия для их жизни, вдруг видит, что ничего, кроме ненависти, он взамен не получает, даже если добросовестно старается что-то делать, — в конце концов он сломается на этом. И это очень большая проблема.
— Да, в России отношение к власти всегда было критичным. Это можно понять: любой человек приведет множество примеров, когда власть не исполняет своих важнейших прямых обязанностей. Можно привести в пример повышение пенсионного возраста, отсутствие должной заботы об инвалидах и пожилых; то, что средства на лечение тяжелобольных людей часто приходится собирать всем миром… Но вообще ведь христиан в течение многих веков упрекают в том, что они призывают к послушанию любой власти, к «соглашательству». Что тут можно ответить?
— Неправильно думать, что, если Церковь молится о существующей власти, значит, она разделяет абсолютно все действия этой власти: и пенсионную реформу, и отсутствие заботы о слабых, и вообще все то безобразие, которое совершается вокруг нас. Отнюдь нет. Когда Церковь молится о власти, она надеется, что эта власть каким-то образом будет корректировать свое отношение к народу, как-то будет с Божией помощью нашими молитвами выправляться и исправляться. Кто-то, наверное, скажет, что этот способ недейственный. Но, видите ли, в чем дело, по крайней мере, он безопаснее революции, которая, как правило, заканчивается большой кровью. И Церковь, конечно, выступает категорически против всяких революций и попыток сноса существующей власти просто потому, что научена одной простой истине: власть, даже не очень хорошая, является тем удерживающим (см.: 2 Фес. 2, 7), который не дает обществу сползти в хаос и взаимное уничтожение всех всеми. Массу примеров тому мы видим в истории нашей страны и в современном мире.
Молиться в любом случае надо. Нам ведь предписано Богом молиться даже за ненавидящих и обидящих нас (см.: Мф. 5, 44).
Другой вопрос в том, что многие церковные люди считают: какое-то участие в формировании власти — это все не наше, нам этого не надо. На выборы мы не ходим, телевизор не смотрим и, вообще, пытаемся жить так, как будто власти в общественной ситуации вокруг нас не существует. Это неправильно. Человек верующий, церковный просто обязан быть активным. Потому что пока верующие люди в массе своей делают вид, что уже сейчас живут где-то в пренебесном царстве, к власти приходят люди, которым чужды и наша вера, и наша история, да и наша страна. Как потом удивляться тому, что происходит вокруг?
И странно, что у нас в России — православной тысячелетней стране с достаточно большой долей верующего населения — до сегодняшнего дня нет ни одного политического консервативного движения, которое бы напрямую ассоциировалось с Православием. Если завтра выборы — кого выбирать верующему человеку? И в этом виноваты мы сами, а никто другой.