ПРОПОВЕДЬ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФАДДЕЯ (УСПЕНСКОГО), сказанная архиепископом Фаддеем (Успенским) в день Вознесения Господня в Митрофановской церкви г. Саратова 11(24) мая 1928 г.
«Необходимость для нашего спасения Вознесения Господня на Небо как средства возвращения нашего в предназначенное нам Небесное Отечество».
В своем праздновании Христу Святая Церковь восходит ныне как бы от славы в славу: от пресветлого Воскресения Христова из гроба переходит к преславному Божественному Вознесению на Небо. Там восстал Христос из недр земли с Телом, не подвергшимся тлению, — здесь возносится с нетленным Телом от земли на небо, восходя ко Отцу, от Которого исшел и пришел на землю, чтобы спасти падшего человека.
Но если так понятна радость воскресения из мертвых, то зачем вознесение на Небо? Почему Христос не остался телесно пребывать с людьми на земле до скончания века, исполняя их несказанной радостью общения с Собой, какой преисполнены были сердца апостолов по воскресении? Зачем Господь прервал сладость общения с учениками, от которой «горели сердца» их (Лк. 24, 32), оставил их, вознесшись на небо, одних «сирых» в мире, уже возненавидевшем их и заставившем их собираться «дверем заключенным страха ради иудейска» (Ин. 14,18; 17,14; 20,19)? Человек «плотский», по плоти живущий, земно мыслящий (Рим. 8, 5—13; 1 Кор. З, 1; Кол. 3, 2), к земле с ее радостями весь прилепившийся как бы к единственному вечному своему жилищу, никогда не поймет это Вознесение Господа, всегда будет казаться таковому, если не мечтой сердца, обманом зрения, то какою-то непонятною разлукою Христа с Его всецело возлюбившими, крайне тяжким, труднопереносимым оставлением их навеки, безвозвратным изъятием из сердца их той радости, какой они жили. Или Вознесение Господа для этих людей кажется подобным отъезду любимого человека в дальнюю страну, из которой уже невозможно возвратиться.
Однако, если Сам Господь действительно уподоблял Свое Вознесение отшествию в дальнюю сторону (Лк. 19, 12), то мыслящие о Вознесении Господа по-земному не замечают того, какое светлое видение представлялось очам апостолов: Господь беседует с учениками, среди беседы начинает подниматься от земли с благословляющими руками, носимый легким, светлым облаком, пока не скрывается на небе; если это и отшествие в дальнюю сторону, то светлое, многообещающее. Оно так напоминало тот печальный день, когда первый Адам своим грехопадением навлек на себя клятву, будучи осужден на «возвращение в землю», из которой взят, на обращение в прах, из которого создан (Быт. 3, 19). Теперь второй, Новый Адам, Христос, Господь с неба (1 Кор. 15, 47) восходит на небо, откуда нисшел, изменяя клятву (проклятие) на благословение, осужденным на «возвращение в землю», «обращение в прах» открывая путь к возвращению с одухотворенною плотию на небо, где жить человеку после временного «странствования» на земле предназначено. Это ли не радость: вместо клятвы — благословение, вместо определения: «в прах возвратишься»- открытие пути в утраченное Небесное Отечество?
Тем не менее плотскому, «земная мудрствующему» (Кол.3,2) человеку это-то особенно и непонятно: зачем переселение на Небо для того, кто очевидно есть по самой природе своей житель земли, которому Небо кажется какой — то безжизненною пустотою? Почувствовать радость вознесения, как не переживавшуюся им, он никак не может. Но если присмотреться внимательнее к жизни человека, то можно каждому заметить, что самая природа влечет его к чему-то более возвышенному, одухотворенному, чем простое наслаждение радостями жизни земной.
В первые дни жизни земной человек уподобляется «куску мяса», и не ждут ли с нетерпением отец и мать, когда начнутся у дитяти первые осмысленные движения, кроме бессознательного или полусознательного искания сосцов матери? Разве не сознают они, что питание плоти, вся телесная жизнь младенца — только как бы почва для возрастания духовного, и только, когда дитя сознало в себе влечения природы духовной, стало стремиться к осуществлению их, оно стало в собственном смысле человеком? Правда, у большинства людей и развивающаяся душа так часто не проявляет каких-либо возвышенных духовных порывов, вся жизнь земная проходит в искании наслаждений земных, в устроении благополучия земного, обеспечении его до конца дней; но все же разве высоко ценится во мнении самих людей подобная жизнь, которую сами они называют лишь «жалким прозябанием», жизнью «скотоподобной»?
Среди множества людей так трудно всегда было найти «человека», достойного этого имени, одухотворенного, с возвышенными стремлениями души. И вот, сколько ни искали в течение веков «человека», обыкновенно о самых «великих» людях говорили: а все-таки он был сын своего века, не мог во многом подняться высоко над уровнем жизни современной; если поднимался в одном, то в другом опускался. И сколько «великих» людей на земле в течение многих веков ни появлялось, суд над ними всегда оканчивался признанием: все же они — сыны своего века. Только один Человек был на земле, о Котором не могли люди произнести подобного суда — это Христос, о Котором все, если были искренни, говорили: да, это не сын века: Он неизмеримо превосходил Своих соотечественников; да и кто вообще из людей всех веков сравнялся с Ним по духовному величию? И кто, не клевеща сознательно на Него, мог отыскать в Нем чисто «человеческие» слабости, всем свойственные? Почему же так? Потому что Он один, Сын Человеческий, сшедый с небес и сущий на небесах (Ин. 3, 13), со всей ясностью знал и мог указать людям, где подлинное их отечество, которым является не земля, а Небо, описал жизнь, свойственную Небесному Отечеству, открыл путь туда, приготовил, дал силы и средства к возвращению туда.
Человек кажется жителем земли и только земли потому, что с самого начала уклонился от своего истинного назначения, стал забывать о жизни небесной, к которой призван, все более и более забывать о Небе, жить только для земли, на земле устроять рай вместо того, в который введен был Богом, который был преисполнен духовной радости от жизни в Боге. Небесное Отечество обратилось в совсем забытую мечту детства.
Между тем, почему же кажется невероятным и недопустимым предназначение человека для Неба, если о таковом с первых дней жизни человека свидетельствует самая его природа? Даже низшие земные существа представляют в своей жизни подобие как бы некоторого устремления к небу: червь, ползающий по земле или по растениям, обращается в существо, летящее к небу, лишь изредка по нужде соприкасающееся с землей; птицы небесные самим названием своим напоминают о том, как любят они реять в небесном просторе, который является для них стихией жизни. Почему же не может одухотворяться, возвышаться над землею человек — «венец творения»? Пусть он забыл об одухотворении, обратился по падении в «плоть», но когда явился Новый Адам — Христос, одухотворение, возвышение над землей превратилось из неосуществимой мечты в действительность.
Как корень плодоносный пускает множество побегов, так точно от Христа как святого Корня (Откр. 5, 5; Ис. 6, 13) распространились бесчисленные побеги жизни духовной во всей вселенной. Первые христиане так и назывались «духовными», «святыми» (Гал. 6,1; Еф. 1,1; Кол. 3, 12) — столь сильно было их устремление к жизни Божественной, небесной, Христом явленной. Явилось множество «во плоти ангелов», «небесных человеков». Пустыни Египта, которые были некогда для евреев местом расцвета жизни плотской, сделались градами небесного жительства: многие тысячи людей — мужей, юношей, жен, дев — начали там проводить жизнь ангельскую, отлагая всякое житейское попечение не только на краткие мгновения в храме, но и на все дни жизни. На все земные дела их легла печать жительства небесного, всего земного они едва касались, всем же существом своим устремлялись к Небу, где духом всегда и жили.
Вот для таких-то людей и понятна светлая радость Вознесения Господня, и нет ничего удивительного, что одухотворенные общением со Христом апостолы возвратились от горы Елеонской в Иерусалим с радостью великою (Лк. 24, 52). Жизнь на Небе для таковых уже в дни земной жизни была не забытою навсегда мечтой детства, а переживаемой ими действительностью. Для них Небо — не пустота, а обители ,полные жизни (Ин. 14,2), Христом приготовленные, где предварило уже их множество блаженных небожителей. Для них Вознесение Господа — не разлучение с Ним навеки, а исполнение обетования: …се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20), хотя во плоти Христос уже не пребывает с ними, но Духом они живут с Ним и в Нем, и, по мере того, как они все более устремляются к Нему, все более, все ощутительнее, как бы осязательнее Он Себя им открывает. Они готовы повторить слова святого апостола Петра, разлучившегося со Христом видимо в день Вознесения навеки: …видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался. Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании… (Деян. 2, 25-26; Пс. 15, 8 и далее), говорившего и всем верующим о Христе: ..Которого, не видев, любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною…(1 Пет. 1, 8).
Для живущих во Христе полною духовною жизнью и горечь страданий земных растворяется в сладости этой жизни, начатки которой они радостно предвкусили, и не хотят они более менять сладость жизни Христовой на горечь, в какую неизменно впоследствии обращаются греховные наслаждения земные. Если же, прежде чем перейти из жизни земной в загробную, души таковых людей уже созрели для вечной духовной жизни на небе, то остается лишь одухотворенные подобной жизнью тела вознести на небо в предназначенное для того время, по общем воскресении тел в день Второго Пришествия Христова. Если и твердые вещества на земле, утончаясь, обращаясь в состояние жидкое или в пары, без труда устремляются вверх, то что же удивительного, если одухотворенные жизнью во Христе тела устремятся на небо вслед за вознесшимся туда с обновленным телом Христом?
Вечное же пребывание Христа на земле в теле — не на пути к одухотворению: если бы Он оставался всегда на земле, не было бы столь сильного устремления на небо и у одухотворившихся общением с Ним.
Пребывая на небе, Христос туда должен был со всею силою увлекать все сродное — небесное к небесному, как и частицы вещества, сродные с другими, влекутся одна к другой, особенно туда, где подобного вещества скопилось более, так что взаимное притяжение делается сильнее. А в жизнь людей, мудрствующих по-земному, вечное пребывание Христа на земле не внесло бы радости, многие из евших, пивших с Ним, видевших Его на улицах своих (Лк. 13, 26), все более отдалялись от Него сердцем, возрастали в убийственной злобе; могло бы повторяться многократно распятие Христа.
Прославим же Божественное Вознесение Господа как желанный конец нашего спасения, как славное завершение того, что устроено было чрез Воскресение Христа из мертвых: чрез воскресение падшее естество наше исторгнуто из недр земли, из уз смерти, а чрез вознесение открыт свободный путь к небесному жительству.
Будем искать пути на Небо, на который может увлечь и поставить нас лишь любовь Христова; от нашей свободы зависит отдаться возвышающему горé влечению любви ко Христу, пребывающему на небе, или влечению страстей, прилепляющих сердце к земле, долу, низводящих в самую преисподнюю.
Не будем постоянно обращаться «сердцами к Египту» (Деян. 7, 39) страстей житейских, как евреи, избавленные от рабства египетского, снова и снова вспоминали о Египте, сожалея об оставленных там котлах с мясом и прочих снедях. Получив свободу от рабства страстей «духовного Египта» (Откр. 11, 8), будем хранить свободу Христову (Ин. 8, 36). Странники и пришельцы на земле (Евр. 11, 13), не будем делать землю вечным единственным жилищем, которое тем скорее должны будем оставить, чем более к ней прилепляемся и за нее держимся (Пс. 48,12- 21). Увлекаемые же долу хотениями плоти, тем усиленнее будем взывать ко Христу: Дух Твой Благий наставит мя на землю праву (Пс. 142, 10), — не эту, исполненную неправды, к которой прилепляется наше сердце, а «новую землю» Царствия Христова (2 Пет. 3, 13), на Небесах Христом нам уготованную, самую землю превратившим в обитель небесного жительства.